— Принесите упавшего к остальным, всем остальным встать на караул вокруг и накинуть плащ-палатки. — Обращаясь к командиру тайных, так, что бы все слышали, резюмировал
— Твой человек, командир, ударил моего солдата ножом, и не убил по чистой случайности. После этого, любые извинения с твоей стороны мне, как непосредственному командиру этого солдата, не нужны. Вызывать тебя на дуэль считаю ниже своего достоинства, так как ты не смог не только воспитать своих людей, но и выполнить задание государя. Тебя и твоих людей намерен отдать на суд Петру Алексеевичу, пусть он решает.
После чего пошел в дом, холодно все же, всех тайных велел держать по отдельности на дворе и на виду, близко к ним не подходить и если попытаются встать, стрелять сразу во всех. Приказал громко, и чуть ли не по слогам. Пускай все прочувствуют. Эти тайные, возомнили себя белой костью! Вот и наведем на них Холмогорскую резьбу по кости, чем, кстати, этот город особо славен.
В дверях дома стояла Тая, в шубе, и наспех наброшенном шерстяном платке. На плече — котомка с аптечкой. Тяжело вздохнул, хоть и дураки, но все же свои. Велел Тае меня подождать, зашел в дом, утеплился и пошли к первому раненному. Опустился рядом с раненным на колено, не упуская его с линии стрельбы обоих взведенных пистолетов, один ствол прижал к шее раненного, под челюсть, и, глядя ему в глаза, спокойно сказал
— Тая, теперь можешь перевязывать — в глазах раненного переплавлялось много чувств, но ненависти, которую ожидал увидеть, не заметил. Скорее уважение. Может, еще и сработаемся. Так же перевязали и наложили лубок на руку последнему паданцу с крыш, с ним было сложнее, пришлось незаметно палец под спуск положить, все же вправлять и упаковывать перелом без резких движений пострадавшего невозможно. Этот, пожалуй, не боец совсем, велел заносить его в дом, а заодно отнести одежду зачинщику в ледник и выводить его на улицу, если еще шевелиться, конечно, если не шевелиться — выносить, нечего хороший ледник портить.
Подошел к окликнувшему меня командиру. Тот лежал молча и чего-то ждал. Пожал плечами, повторил с ним операцию по фиксации, отработанную на раненных, кивнул головой морпехам, что бы отошли
— Слушаю тебя.
— Что же ты творишь то, князь? Аль думаешь, на тебя управы нет?
— Есть на меня управа, государь наш, и господь бог, что бы так тебе понятнее было, а более никто, слышишь — Никто — буквально зашипел. Сам от себя такого не ожидал — и теперь выбирай, отправишься ли немедленно, вместе со своими ребятами жаловаться к богу или к государю. Ну?!
— К Господу богу.
— Почему? — спросил удивленно, никак не ожидал такой реакции, даже злость затихла.
— Государь не простит — обречено, но спокойно, закончил командир.
Встал над ним, все же не врут глаза у людей этого времени, даже у таких прожженных тайных. Похожие чувства в глазах видел и раньше, спокойное решение идти до конца.
Подумал немного, убрал пистолеты в кобуры
— Пойдем в дом, и людей своих забери, только вон того — указал на зачинщика — пусть на дворе охраняют. Похоже, не только командира своими словами удивил, но и сам удивился.
С тридцать третей стороны, все же мы не враги. Петр не мог отдать им приказ окопаться у меня во дворе тайно, значит, кто-то их инструктировал, перед засылкой, пояснял, так сказать, волю государя в нужном свете. По этому первый вопрос к командиру был предельно прост.
— Кто уточнял тебе задание после государя?
Командир несколько растерялся после всех перетрубаций, и ответил, по-видимому, честно.
— Адмирал Франц Яковлевич
Достал из моей пробивной папки, страшенную бумагу Петра, которую никому, кроме вот таких вот деятелей, показывать нельзя. Дал почитать. Подчиненные смотрели на своего командира выжидающе. Командир встал, отдал бумагу и низко поклонился. Молча.
— Запомни, тебе говорил, и отряду твоему скажу, только прямой государев приказ вы можете исполнить, вперед моего. Только перед государем ответ держу, не Лефорт, не Меньшиков, ни кто-либо еще не могут приказывать мне и моим людям. А теперь и вам — таково слово государя. Всем понятно? Или надо, чтобы Петр Алексеевич разъяснил?
Тайные кивнули, что понятно, и покрутили головами, что не надо.
— Теперь докладывай возложенные на тебя задачи — обратился к командиру.
Убогие у них тут интриги, слишком уж в лоб все. Читая книги, про времена средневековья, считал, что тут будут тонкие игры и эшелонированная оборона. А вот такого банального сбора компромата, не ожидал. Да еще руками государевых людей. Кажется, Лефорт подставился, видимо сильно его болезнь подкосила, с которой он уже несколько месяцев расстаться не может. Подумаем, чем наш адмирал за ошибки может рассчитаться. Тоже мне, адмирал, сухопутный, только если для кораблей пустыни. А вот, пожалуй, и цена нарисовалась.
Посадил командира писать отчет государю, с точным пересказом, какие приказы получил от Петра, и какие изменения внес Лефорт. Напомнил замявшемуся командиру, что альтернативой будет непосредственный его отчет перед государем, где уже ничего гарантировать не могу.
Надо что то делать с зачинщиком, тип явно неуравновешенный, зачем такого взяли в тайные, не понятно.
Забрал краткий опус командира, пробежал глазами. Мдя, сковырнуть Лефорта такой бумажкой нельзя по определению, а вот на психику надавить можно вполне.
Спросил у командира, как к нему попал зачинщик и почему он так явно не соответствует должности наблюдателя.
Как все банально в этом мире, ну конечно, протекция и нац. кадры, куда же без них. А вроде зачинщик типичный славянин, и дальше что? Велел позвать этого ножемахателя.